![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
npubopБорясь с сильным головокружением, Толстый рассовал печати, деньги и документы по карманам, неловко взмахнул рукой, прощаясь, и начал медленно, словно башня главного калибра, разворачиваться лицом к двери.
- Эй, Дим, вот ты даешь, траву-то не забудь! – мелкий, суетливый, одетый во все черное человечек схватил лежащий на траве полиэтиленовый пакетик, сунул его Толстому в левую руку, пожал правую и противно захихикал. – Вот же тебе со мной повезло, да? Тут тебе и лаве, и трава, все под ключ, как говорится, все из одних рук!
«Да уж, воистину повезло, - внятно проговаривая про себя слова, чтобы различать их на фоне все усиливающегося гудящего шума в голове, подумал Толстый, - что ж это за драпулин такой звериный, мне же ехать еще…»
Толстый сел за руль, повернул ключ, с интересом изучил показания всех приборов, вздохнул, мысленно перекрестился и поставил рычаг переключения передач в положение «драйв». Оторвав левую руку от руля, чтобы вытереть выступивший на лбу пот, он обнаружил, что в ладони так и лежит взятый с собой пакетик с травой.
- Ох ты ж ёбаный ты нахуй… - пробормотал Толстый, положил траву в бардачок, тут же вытащил ее из бардачка, положил в карман с правами и документами на машину, секунду подумав, переложил в другой, более объемистый карман, тут же проверил как она там устроилась, не нащупав ее сразу высадился, а, в конце концов все-таки нащупав, повертел ее в руке и, матюкнувшись, бросил опять в бардачок и с треском бардачок закрыл.
Толстый тронулся с места и медленно и печально начал петлять по разбитым переулкам промзоны, страстно желая как можно быстрее выбраться на проспект Победы и, одновременно, пугаясь переспективе вклиниваться убитому в насыщенное, полное неожиданностей и опасностей движение. С трудом ориентируясь в приоритетах у участников дорожного движения, Толстый преодолевал перекресток за перекрестком. На очередном пересечении дорог, он понял, что не может сообразить куда ехать дальше. Выругавшись, он выключил музыку, но легче не стало. Сзади посигналили и Толстый, положившись на удачу, поехал прямо.
Улица по которой он ехал казалось ему то знакомой, то незнакомой. Как только он начинал узнавать окружающую обстановку, все вокруг неожиданно менялось и Толстый ощущал себе еще более потерявшимся, чем минуту назад. Дорога повернула направо и прямо в морду Толстому вылетел потрепанный микроавтобус. Толстый утопил в пол педаль тормоза и, судорожно уперевшись в руль, приготовился к столкновению.
Бусик, как ни в чем не бывало, вильнул вправо, объезжая ставшую машину Толстого и скрылся за поворотом. «Блядь, я шо, под кирпич заехал? Или шо это было? Или это этот пидар рядность похерил?», вихрем металось у него в голове.
Он принялся озираться в поисках дорожных знаков, потом плюнул и принялся выглядывать таблички с названиями улиц или хоть какие-то ориентиры, которые позволили бы ему понять, где он находится и куда ехать дальше.
«Тут кормят!», прочитал он затейливо извивающуюся над головой пышногрудой красавицы в украинском национальном костюме надпись на лайтбоксе. «Вот и заебись», тут же среагировал приятный, незнакомый голос у Толстого в голове. Не раздумывая, Толстый влез правыми колесами на бордюр, убедился, что его припаркованная машина никому не помешает даже при самом экзотическом стечении обстоятельств и пошел через дорогу к гостеприимно распахнутым дверям кафе.
«Посижу тут, авось попустит, времени полно, могу хоть два часа зависать», прикидывал Толстый, переступая порог и погружаясь в невидимое облако крайне аппетитных запахов. Кафе оказалось не очень большой столовой самообслуживания. У протянувшихся вдоль стоек с едой «рельсов» стояли с подносами офисные работники окрестных предприятий. Он взял себе поднос, положил на него салфетки и приборы, стал в хвост очереди и внезапно понял, что голоден. Причем не просто голоден, а очень голоден.
Лютая канабинольная свинья безжалостно растянула внутренности Толстого, и он, не в силах противиться этому безудержному натиску, принялся лихорадочно изучать названия блюд, написанные на светящихся панелях под потолком. Еще до того, как он поравнялся с улыбающейся девушкой, разливающей супы, на его подносе стояло три тарелки с разными салатами. Заставив себя ограничиться только одним первым блюдом и метнувшись за еще одним подносом, он, презрев гарниры, остановился на запеченой с грибами, луком и сыром свинине и жареной красной рыбе, показавшейся ему очень красивой. Немного поколебавшись, он занял последнее свободное место на втором подносе блюдечком с украшенным коктейльной вишенкой куском торта.
Расплатившись, он перетащил подносы за маленький столик в углу и набросился на салаты. Жуя и млея от грянувшей в мозгу симфонии вкусовых ощущений, Толстый завтыкал на хромированные трубы, по которым рывками передвигались подносы. Словно загипнотизированный, он провожал их взглядом, проваливаясь все глубже в мысли и воспоминания, не забывая, впрочем, регулярно забрасывать себе в топку очередную, набранную с горой вилку.
****
- Алле, уже время! – Веня, взглянув на часы, забарабанил в еще запертые двери «Аквариума».
- Они охуели, - согласился с другом Макс, - я сейчас ебнусь с голодухи!
Ворчащая уборщица долго возилась с замком и, наконец, двери столовой, находящейся в переходе между зданиями двух факультетов, распахнулись перед вытянувшимися в предвкушении еды лицами друзей. Вихрем промчавшись мимо тарелочек с чахлыми салатиками (обычно, когда денег не было, именно кража этих салатиков и хлеба позволяла как-то заглушить вечно терзающий молодые тела голод), Веня с Максом застыли у судков и кастрюль с горячими блюдами, принюхиваясь и присматриваясь.
- Четыре борща, - не сговариваясь, хором объявили они и, пока одетая в засранный халат женщина неаккуратно плюхала в тарелки черпаком, принялись совещаться.
- Сосиски с пшеничной кашей, котлеты с пюре, какая-то хуйня с подливой с гречкой, - озвучил Веня результаты наблюдения.
- Думаю, что блюдо дня – сосиски, - предложил Макс.
- Сосиски маленькие и хуевые, а вот той хуйни с гречкой явно больше по выходу, смотри, пол-тарелки реально!
- Да какая-то она стремная, вроде, не?
- Да а что тут нестремное, тут все стремное, так этого хоть дохуя дают!
- Ну, давай, - согласился Макс. – Ты, кстати, помнишь, что ты просрал и платишь?
- Да помню, помню, - проворчал Веня, принимая и ставя на подносы тарелки с борщом. – Как у вас называется вот это вот, с гречкой? Как? Бефстроганоф? Значит, давайте нам две порции сосисок, две порции котлет и четыре порции бефстроганова.
Повернувшись к Максу, Веня весело гаркнул:
- А ты шо стал? Давай бегом за подносами!
И пока Макс бегал за подносами, а подавальщица суетилась, раскладывая по тарелкам заказанную еду, Веня незаметно, ловкими отточенными движениями, натаскал в тарелки с борщом полагающиеся к бульону фрикадельки и сделал их невидимыми путем многократного раздавливания ложкой.
***
Вилка заскребла по пустой тарелке и Толстый вынырнул из грез. Сидящий через столик, лицом к нему, мужчина поспешно отвел заинтересованный взгляд, комкая раздвигающую губы улыбку. Тарелки с салатами опустели, на столике сиротливо валялись упавшие с вилки куски сырой капусты и что-то трудноразличимое из салата заправленного майонезом.
«Между прочим вполне умеренно, вот если бы так завтыкать над бигтейсти, или бриошами из мистера снэка старого образца, то они б все вообще поразбегались бы в ужасе нахуй», подумал Толстый, придвигая к себе борщ и огляделся. Пробежав глазами по посетителям столовой и не обнаружив ничего интересного, Толстый припечатал тяжелым взглядом вновь уставившегося было на него мужика напротив.
Мужик опустил глаза и сосредоточился на остатках гарнира. Толстый прождал десять контрольных секунд и удовлетворенно хмыкнул. Еще раз оглядевшись по сторонам, он вдруг понял, что, кроме всего прочего, он был единственным посетителем столовой, не снявшим с себя верхней одежды, но каких-либо эмоций по этому поводу не испытал.
Заканчивая борщ, он краем глаза уловил какое-то движение: мужик за столиком напротив отодвигал от себя пустые тарелки, расчищая место для блюдечка с куском тортика, покрытого толстым белым слоем крема тортика, украшенного красной коктейльной вишенкой.
«Ну надо же, - оценил выбор мужика Толстый, - неужто тоже убитый?». Не отрывая от орудующего чайной ложечкой мужика пристального, сверлящего взгляда, Толстый подтянул к себе тарелки со вторым и заработал вилкой и ножом. Пока мужик неспешно отделял от тортика маленькие кусочки, все ближе подбираясь к явно оставленной для последней ложки, на закуску, вишенке, Толстый умял мясо и рыбу. «Че ж я злой такой, а? - удивляясь испускаемым им в направлении мужика лучам ненависти лениво размышлял Толстый. – Раньше как-то все добрее были, человечнее все были раньше…»
***
На два часа раньше, Веня и Макс неспешно шли по Хрещатику в направлении к Бесарабскому рынку.
- Один хуй делать нехуй, - размышлял вслух Веня, - а на лабах появиться надо. Поехали уже ж в универ. А там, глядишь, «Аквариум» откроется, пожрем нормально.
- Пока он откроется я ёбнусь, - проворчал Макс. – Вон, гляди, французские батоны продаются. Давай заточим?
- Никифорович говорил, что натаптываться хлебом это хуёво, лучше мясом.
- Да идет нахуй Никифорович со своим мясом! Ему хорошо, он с зала получает нормально, плюс на соревнованиях лаве поднимает. Жрет мясо, блядь, и только и знает, что пиздеть жизни учить! Подход нельзя сделать, чтобы он не доебался, техника, блядь, хуехника! Тренер-хуенер! Лучше бы деньгами помог. Ну, или мясом.
- Да ладно, чего ты, то я так, к слову, пошли возьмем по батону, чтоб время до «Аквариума» веселее бежало.
- Давай только так: кто быстрее сжирает свой батон, тот выиграл. Проигравший берет еще по батону и платит сегодня в «Аквариуме».
- Гы, - заржал Веня, которому идея явно пришлась по вкусу. – Давай!
***
До вишенки ерзающий под тяжелым взглядом Толстого мужик добрался в тот момент, когда Толстый, отдуваясь, отодвинул от себя пустые тарелки и переставил поближе свой тортик. Аккуратно уложив на ложечку последний кусочек, мужик, не вытерпев, быстро взглянул на Толстого и, встретившись с ним глазами, тут же потупился. Его рука, несущая заветную вишенку ко рту дрогнула и вишенка, выскользнув из ложки, прокатилась по столу и упала на пол.
Толстый был опытным игроком в покер и его лицо даже не дрогнуло, но в грешной его душе ликующие толпы устраивали карнавалы и в небе над ними взрывались невиданной красоты фейерверки. «На, сука, вот тебе, есть бог на свете, есть, вот тебе, пидарясина, вот тебе!», орал в мыслях Толстый, наблюдая как мужик потерянно смотрит на лежащую на полу вишенку.
А затем, повинуясь импульсу, Толстый вскочил и пошел к выходу из столовой. Подойдя к лежащей на полу вишенке, Толстый наклонился, поднял ее с пола и, держа двумя пальцами за хвостик, поднес почти к самому носу отшатнувшегося мужика. После чего засунул ее в рот, промычал: «мммм… охуеть как вкусно» и вышел на улицу. На улице он выбросил поднятую с пола вишенку в решетку ливнестока а свою, взятую с тортика, которую он продемонстрировал и засунул в рот вместо спрятанной в кулаке поднятой, дожевал и проглотил. «И хуй бы с ним, с тем тортиком», подумал Толстый и зашагал к машине.
- Эй, Дим, вот ты даешь, траву-то не забудь! – мелкий, суетливый, одетый во все черное человечек схватил лежащий на траве полиэтиленовый пакетик, сунул его Толстому в левую руку, пожал правую и противно захихикал. – Вот же тебе со мной повезло, да? Тут тебе и лаве, и трава, все под ключ, как говорится, все из одних рук!
«Да уж, воистину повезло, - внятно проговаривая про себя слова, чтобы различать их на фоне все усиливающегося гудящего шума в голове, подумал Толстый, - что ж это за драпулин такой звериный, мне же ехать еще…»
Толстый сел за руль, повернул ключ, с интересом изучил показания всех приборов, вздохнул, мысленно перекрестился и поставил рычаг переключения передач в положение «драйв». Оторвав левую руку от руля, чтобы вытереть выступивший на лбу пот, он обнаружил, что в ладони так и лежит взятый с собой пакетик с травой.
- Ох ты ж ёбаный ты нахуй… - пробормотал Толстый, положил траву в бардачок, тут же вытащил ее из бардачка, положил в карман с правами и документами на машину, секунду подумав, переложил в другой, более объемистый карман, тут же проверил как она там устроилась, не нащупав ее сразу высадился, а, в конце концов все-таки нащупав, повертел ее в руке и, матюкнувшись, бросил опять в бардачок и с треском бардачок закрыл.
Толстый тронулся с места и медленно и печально начал петлять по разбитым переулкам промзоны, страстно желая как можно быстрее выбраться на проспект Победы и, одновременно, пугаясь переспективе вклиниваться убитому в насыщенное, полное неожиданностей и опасностей движение. С трудом ориентируясь в приоритетах у участников дорожного движения, Толстый преодолевал перекресток за перекрестком. На очередном пересечении дорог, он понял, что не может сообразить куда ехать дальше. Выругавшись, он выключил музыку, но легче не стало. Сзади посигналили и Толстый, положившись на удачу, поехал прямо.
Улица по которой он ехал казалось ему то знакомой, то незнакомой. Как только он начинал узнавать окружающую обстановку, все вокруг неожиданно менялось и Толстый ощущал себе еще более потерявшимся, чем минуту назад. Дорога повернула направо и прямо в морду Толстому вылетел потрепанный микроавтобус. Толстый утопил в пол педаль тормоза и, судорожно уперевшись в руль, приготовился к столкновению.
Бусик, как ни в чем не бывало, вильнул вправо, объезжая ставшую машину Толстого и скрылся за поворотом. «Блядь, я шо, под кирпич заехал? Или шо это было? Или это этот пидар рядность похерил?», вихрем металось у него в голове.
Он принялся озираться в поисках дорожных знаков, потом плюнул и принялся выглядывать таблички с названиями улиц или хоть какие-то ориентиры, которые позволили бы ему понять, где он находится и куда ехать дальше.
«Тут кормят!», прочитал он затейливо извивающуюся над головой пышногрудой красавицы в украинском национальном костюме надпись на лайтбоксе. «Вот и заебись», тут же среагировал приятный, незнакомый голос у Толстого в голове. Не раздумывая, Толстый влез правыми колесами на бордюр, убедился, что его припаркованная машина никому не помешает даже при самом экзотическом стечении обстоятельств и пошел через дорогу к гостеприимно распахнутым дверям кафе.
«Посижу тут, авось попустит, времени полно, могу хоть два часа зависать», прикидывал Толстый, переступая порог и погружаясь в невидимое облако крайне аппетитных запахов. Кафе оказалось не очень большой столовой самообслуживания. У протянувшихся вдоль стоек с едой «рельсов» стояли с подносами офисные работники окрестных предприятий. Он взял себе поднос, положил на него салфетки и приборы, стал в хвост очереди и внезапно понял, что голоден. Причем не просто голоден, а очень голоден.
Лютая канабинольная свинья безжалостно растянула внутренности Толстого, и он, не в силах противиться этому безудержному натиску, принялся лихорадочно изучать названия блюд, написанные на светящихся панелях под потолком. Еще до того, как он поравнялся с улыбающейся девушкой, разливающей супы, на его подносе стояло три тарелки с разными салатами. Заставив себя ограничиться только одним первым блюдом и метнувшись за еще одним подносом, он, презрев гарниры, остановился на запеченой с грибами, луком и сыром свинине и жареной красной рыбе, показавшейся ему очень красивой. Немного поколебавшись, он занял последнее свободное место на втором подносе блюдечком с украшенным коктейльной вишенкой куском торта.
Расплатившись, он перетащил подносы за маленький столик в углу и набросился на салаты. Жуя и млея от грянувшей в мозгу симфонии вкусовых ощущений, Толстый завтыкал на хромированные трубы, по которым рывками передвигались подносы. Словно загипнотизированный, он провожал их взглядом, проваливаясь все глубже в мысли и воспоминания, не забывая, впрочем, регулярно забрасывать себе в топку очередную, набранную с горой вилку.
****
- Алле, уже время! – Веня, взглянув на часы, забарабанил в еще запертые двери «Аквариума».
- Они охуели, - согласился с другом Макс, - я сейчас ебнусь с голодухи!
Ворчащая уборщица долго возилась с замком и, наконец, двери столовой, находящейся в переходе между зданиями двух факультетов, распахнулись перед вытянувшимися в предвкушении еды лицами друзей. Вихрем промчавшись мимо тарелочек с чахлыми салатиками (обычно, когда денег не было, именно кража этих салатиков и хлеба позволяла как-то заглушить вечно терзающий молодые тела голод), Веня с Максом застыли у судков и кастрюль с горячими блюдами, принюхиваясь и присматриваясь.
- Четыре борща, - не сговариваясь, хором объявили они и, пока одетая в засранный халат женщина неаккуратно плюхала в тарелки черпаком, принялись совещаться.
- Сосиски с пшеничной кашей, котлеты с пюре, какая-то хуйня с подливой с гречкой, - озвучил Веня результаты наблюдения.
- Думаю, что блюдо дня – сосиски, - предложил Макс.
- Сосиски маленькие и хуевые, а вот той хуйни с гречкой явно больше по выходу, смотри, пол-тарелки реально!
- Да какая-то она стремная, вроде, не?
- Да а что тут нестремное, тут все стремное, так этого хоть дохуя дают!
- Ну, давай, - согласился Макс. – Ты, кстати, помнишь, что ты просрал и платишь?
- Да помню, помню, - проворчал Веня, принимая и ставя на подносы тарелки с борщом. – Как у вас называется вот это вот, с гречкой? Как? Бефстроганоф? Значит, давайте нам две порции сосисок, две порции котлет и четыре порции бефстроганова.
Повернувшись к Максу, Веня весело гаркнул:
- А ты шо стал? Давай бегом за подносами!
И пока Макс бегал за подносами, а подавальщица суетилась, раскладывая по тарелкам заказанную еду, Веня незаметно, ловкими отточенными движениями, натаскал в тарелки с борщом полагающиеся к бульону фрикадельки и сделал их невидимыми путем многократного раздавливания ложкой.
***
Вилка заскребла по пустой тарелке и Толстый вынырнул из грез. Сидящий через столик, лицом к нему, мужчина поспешно отвел заинтересованный взгляд, комкая раздвигающую губы улыбку. Тарелки с салатами опустели, на столике сиротливо валялись упавшие с вилки куски сырой капусты и что-то трудноразличимое из салата заправленного майонезом.
«Между прочим вполне умеренно, вот если бы так завтыкать над бигтейсти, или бриошами из мистера снэка старого образца, то они б все вообще поразбегались бы в ужасе нахуй», подумал Толстый, придвигая к себе борщ и огляделся. Пробежав глазами по посетителям столовой и не обнаружив ничего интересного, Толстый припечатал тяжелым взглядом вновь уставившегося было на него мужика напротив.
Мужик опустил глаза и сосредоточился на остатках гарнира. Толстый прождал десять контрольных секунд и удовлетворенно хмыкнул. Еще раз оглядевшись по сторонам, он вдруг понял, что, кроме всего прочего, он был единственным посетителем столовой, не снявшим с себя верхней одежды, но каких-либо эмоций по этому поводу не испытал.
Заканчивая борщ, он краем глаза уловил какое-то движение: мужик за столиком напротив отодвигал от себя пустые тарелки, расчищая место для блюдечка с куском тортика, покрытого толстым белым слоем крема тортика, украшенного красной коктейльной вишенкой.
«Ну надо же, - оценил выбор мужика Толстый, - неужто тоже убитый?». Не отрывая от орудующего чайной ложечкой мужика пристального, сверлящего взгляда, Толстый подтянул к себе тарелки со вторым и заработал вилкой и ножом. Пока мужик неспешно отделял от тортика маленькие кусочки, все ближе подбираясь к явно оставленной для последней ложки, на закуску, вишенке, Толстый умял мясо и рыбу. «Че ж я злой такой, а? - удивляясь испускаемым им в направлении мужика лучам ненависти лениво размышлял Толстый. – Раньше как-то все добрее были, человечнее все были раньше…»
***
На два часа раньше, Веня и Макс неспешно шли по Хрещатику в направлении к Бесарабскому рынку.
- Один хуй делать нехуй, - размышлял вслух Веня, - а на лабах появиться надо. Поехали уже ж в универ. А там, глядишь, «Аквариум» откроется, пожрем нормально.
- Пока он откроется я ёбнусь, - проворчал Макс. – Вон, гляди, французские батоны продаются. Давай заточим?
- Никифорович говорил, что натаптываться хлебом это хуёво, лучше мясом.
- Да идет нахуй Никифорович со своим мясом! Ему хорошо, он с зала получает нормально, плюс на соревнованиях лаве поднимает. Жрет мясо, блядь, и только и знает, что пиздеть жизни учить! Подход нельзя сделать, чтобы он не доебался, техника, блядь, хуехника! Тренер-хуенер! Лучше бы деньгами помог. Ну, или мясом.
- Да ладно, чего ты, то я так, к слову, пошли возьмем по батону, чтоб время до «Аквариума» веселее бежало.
- Давай только так: кто быстрее сжирает свой батон, тот выиграл. Проигравший берет еще по батону и платит сегодня в «Аквариуме».
- Гы, - заржал Веня, которому идея явно пришлась по вкусу. – Давай!
***
До вишенки ерзающий под тяжелым взглядом Толстого мужик добрался в тот момент, когда Толстый, отдуваясь, отодвинул от себя пустые тарелки и переставил поближе свой тортик. Аккуратно уложив на ложечку последний кусочек, мужик, не вытерпев, быстро взглянул на Толстого и, встретившись с ним глазами, тут же потупился. Его рука, несущая заветную вишенку ко рту дрогнула и вишенка, выскользнув из ложки, прокатилась по столу и упала на пол.
Толстый был опытным игроком в покер и его лицо даже не дрогнуло, но в грешной его душе ликующие толпы устраивали карнавалы и в небе над ними взрывались невиданной красоты фейерверки. «На, сука, вот тебе, есть бог на свете, есть, вот тебе, пидарясина, вот тебе!», орал в мыслях Толстый, наблюдая как мужик потерянно смотрит на лежащую на полу вишенку.
А затем, повинуясь импульсу, Толстый вскочил и пошел к выходу из столовой. Подойдя к лежащей на полу вишенке, Толстый наклонился, поднял ее с пола и, держа двумя пальцами за хвостик, поднес почти к самому носу отшатнувшегося мужика. После чего засунул ее в рот, промычал: «мммм… охуеть как вкусно» и вышел на улицу. На улице он выбросил поднятую с пола вишенку в решетку ливнестока а свою, взятую с тортика, которую он продемонстрировал и засунул в рот вместо спрятанной в кулаке поднятой, дожевал и проглотил. «И хуй бы с ним, с тем тортиком», подумал Толстый и зашагал к машине.
